Отношения
с властью
Часть первая. Знакомство и развитие отношений
Родившись 3 (15) января 1891 в Варшаве в семье кожевенника и мастера
перчаточного дела, проведя детство и юность в Петербурге, получив
образование в Тенишевском коммерческом училище, проучившись два
года в Гейдельбергском университете в Европе, примыкая то к символистам,
то к акмеистам, к 1917 году Осип Эмильевич Мандельштам является
уже сложившимся поэтом. Четырьмя годами ранее он выпустил первую
книгу стихов «Камень», обратившую на себя внимание истинных ценителей
поэзии. Именно к этому периоду относится начало первой мировой войны,
ставшее для поэта рубежом времен:
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
Для Мандельштама - это время окончательного прощания с Россией европейской,
классической.
В 1915 и в 1916 годах в поэзии Осипа Мандельштама появились отчетливые
антицаристские и антивоенные мотивы. Цензура не дала поэту обнародовать
стихотворение 1915 года «Дворцовая площадь», в котором она с полным
основанием усмотрело вызов Зимнему дворцу, двуглавому орлу. В 1916
году поэт написал два антивоенных стихотворения, одно из которых
появилось в печати только в 1918 году. Это стихотворение «Собирались
эллины войною…» направленно против коварной, захватнической политики
Великобритании. Другое антивоенное произведение – «Зверинец» - вышло
в свет после революции, в 1917 году. Прозвучавшее в нем требование
мира, выражало настроение широких народных масс, как и призыв к
обузданию правительств воюющих стран.
Так еще в канун революции в творчество Осипа Мандельштама вошла
социальная тема, решаемая на основе общедемократических убеждений
и настроений. Ненависть к «миру державному», к аристократии, к военщине
сочеталась в сознании поэта с ненавистью к буржуазным правительствам
ряда воюющих европейских стран и к отечественной буржуазии. Именно
поэтому Мандельштам иронически отнесся к деятелям Временного правительства,
к этим врагам мира, стоявшим за продолжение войны «до победного
конца».
Исторический опыт военных лет, воспринятый отзывчивым сердцем поэта,
подготовил Мандельштама к политическому разрыву со старым миром
и принятию Октября. «Октябрьская революция не могла не повлиять
на мою работу, так как отняла у меня «биографию», ощущение личной
значимости. Я благодарен ей за то, что она раз навсегда положила
конец духовной обеспеченности и существованию на культурную ренту…
Чувствую себя должником революции…»,- писал Мандельштам в 1928 году.
Все написанное поэтом в этих строках было сказано с полной, с предельной
искренностью. Мандельштам действительно тяготился «биографией» -
традициями семейной среды, которые были ему чужды. Революция помогла
рубить путы, сковывающие его духовные порывы. В отказе от ощущения
личной значимости было не самоуничижение, а то духовное самочувствие,
которое было свойственно ряду писателей-интеллигентов (Брюсову,
Блоку и др.) и выражало готовность пожертвовать личными интересами
во имя общего блага.
В мае 1918 г. он написал «Сумерки свободы»:
Прославим, братья, сумерки свободы,
Великий сумеречный год!
В кипящие ночные воды
Опущен грузный лес тенет.
Восходишь ты в глухие годы, -
О, солнце, судия, народ!
Прославим роковое бремя,
Которое в слезах народный вождь берет,
Прославим власти сумрачное бремя,
Ее невыносимый гнет.
В ком сердце есть, тот должен слышать, время,
Как твой корабль ко дну идет. <...>
Ну что ж, попробуем: огромный,
неуклюжий,
Скрипучий поворот руля.
Земля плывет. Мужайтесь, мужи,
Как плугом океан деля.
Мы будем помнить и в летейской стуже,
Что десяти небес нам стоила земля.
(Март 1918)
Вот что говорит по поводу "Сумерек" Илья Эренбург: "...тогда
не только я, но и многие писатели старшего поколения, да и мои сверстники
еще не понимали масштаба событий. Но именно тогда молодой петроградский
поэт, которого считали салонным, ложноклассическим, далеким от жизни,
тщедушный и мнительный Осип Мандельштам написал замечательные строки:
"Ну, что ж, попробуем: огромный, неуклюжий, скрипучий поворот
руля"..."
Для Мандельштама сущность новой власти обнажилась с первых дней,
и он ощутил роковой смысл несовместимости с нею. Предчувствие трагедии
сделалось постоянным спутником, с которым предстояло жить, но срок
развязки пока еще казался далеким.
|