Личная история Софьи Александровны.

Известно, что в 1937 году репрессии коснулись самых разных слоев общества. С помощью репрессий расправлялись с политическими противниками, решали проблемы борьбы за власть, смены руководства в армии. Но когда этот механизм был запущен, оказалось, что обычные люди стали его использовать для решения своих жилищных, карьерных, бытовых проблем. Мой дед, Кац Александр Яковлевич, был совершенно простым человеком, без высшего образования, закончил курсы бухгалтеров. Членом партии он не был. Жили они на Украине, в Запорожье. Тем обиднее, что его жизнь и жизнь его жены и детей была сломана просто из-за обычной человеческой подлости.
Бабушкина старшая сестра вышла замуж и уехала к мужу в Кишинев. После первой мировой войны Молдавия стала частью Румынии, таким образом, сестра оказалась за границей. В 37 году ей предстояла тяжелая онкологическая операция и она перед этим обязательно хотела повидаться со своей мамой, которая жила в семье своей дочери – моей бабушки, для чего она и приехала в Запорожье. Дедушка встречал ее в Одессе. Они считали все эти семейные события совершенно естественными, им не пришло в голову что-либо скрывать. Вскоре дед, будучи бухгалтером, проводил ревизию в магазине и обнаружил крупную недостачу. Заведующий магазином сказал ему, что, если он напишет об этой недостаче, тот его посадит. Дедушка не знал за собой никаких проступков, поэтому поступил так, как считал правильным. Этот человек написал донос, что дедушка встречался с гражданкой Румынии, значит и сам является румынским шпионом.
Его арестовали 8 октября 1937 г., когда его уводили, он, как и все в такой ситуации, считал, что это ошибка, которая скоро разъяснится. 30 декабря 1937 г. он был расстрелян.
Когда его расстреляли, ему было 40 лет.
У них с бабушкой была юношеская любовь, они поженились, когда ей было 19 лет, а ему 21, при этом они расставались на год, чтобы проверить чувства.
Когда его забрали, бабушка, говорят, «почернела» в один день, уже никогда не позволяла себе или кому-нибудь в своем присутствии радоваться. В семье прекратили праздновать дни рождения. Дедушка уже давно был расстрелян, но родные об этом не знали, и бабушка все время писала в разные лагеря, пытаясь узнать, где он. Она умерла совсем молодой, в 54 года от сердечного приступа.
Маме было 15 лет, в школе было комсомольское собрание, где ее исключили из комсомола. Потом была статья Сталина, где было сказано, что «сын за отца не отвечает», и ее в комсомоле восстановили. Учитель математики нашел ей частные уроки, чтобы можно было как-то жить. Она закончила школу с отличным аттестатом, её должны были принять в любой институт без экзаменов, раньше она и все вокруг были уверены, что она будет учиться в МГУ на мехмате, она поехала поступать в Москву, но документы в университет у нее не приняли, якобы не было места в общежитии. Она закончила медицинский институт и всю жизнь проработала врачом, но всю жизнь у нее был комплекс несостоявшегося математика.
В 39 году человек, написавший донос, все-таки попал под суд по какому-то уголовному делу и дал показания, что он оклеветал Каца, потому что «время было такое».
С того момента, как семья получила эту информацию, моя мама, уже учась в институте в Москве, все ночи простаивала в очередях в Приемной Прокуратуры и НКВД, чтобы добиться пересмотра дела. У нее принимали заявления, назначали какие-то сроки, хотя дедушка уже к тому моменту был давно расстрелян.
В семье про это не говорили, мама мне рассказывала про бабушку, про других умерших родственников, но никогда про дедушку и его судьбу. Я чувствовала, что здесь какое-то больное место и не расспрашивала. Даже когда я в старших классах узнала от друзей про репрессии и потрясенная пришла к ней, она отвечала очень обтекаемо и про свою историю так и не сказала, я узнала об этом уже будучи совсем взрослой от своего брата.
Он сам узнал в 1956 году, когда были опубликованы решения XX съезда, мама плакала, он к ней пристал и добился какого-то доступного ему на тот момент объяснения.
После XX съезда мама получила справку о смерти и реабилитации. В справке о смерти было написано, что он умер в 43 году от воспаления легких. Потом стало понятно, что для того, чтобы скрыть массовость расстрелов, даты смерти разбросали по нескольким годам.
В перестройку правда открывалась тоже постепенно. Был такой человек, Дима Юрасов, который собирал картотеку репрессированных, видимо, с этого и начались архивы «Мемориала». Он впервые сказал, что формулировка «10 лет без права переписки» означает расстрел. Потом выдали свидетельство о смерти с датой смерти уже правильной – 1937 г., но с прочерком в графе «причина смерти». Еще через некоторое время выдали еще одно свидетельство о смерти, где уже в графе «причина смерти» стояло «расстрел». Потом дали посмотреть дело, для этого мама ездила в Запорожье.
В каждый такой эпизод мама всё переживала заново. Эту психическую травму она так до конца своих дней и не пережила.
Как я понимаю сейчас, она всю жизнь не разрешала себе радоваться, не разрешала себе чувствовать себя счастливой, ей казалось это предательством по отношению к собственным родителям.